БЕСЕДЫ ПРЕПОДОБНОГО ВАРСОНОФИЯ

Беседа (С)

Вчера беседа наша вышла какой-то незаконченной, неожиданно прервал я ее. Мне пришлось сделать это, т.к. среди некоторых стало замечаться утомление, появились вновь прибившие, уставшие с дороги.
Кто сидит в Гоголевском кресле? М.А.? Я потому спросил, что с Гоголя я хочу начать сегодня речь. Его назвали помешанным... За что? За тот духовный перелом, который в нем произошел, и после которого Гоголь твердо пошел по пути Богослужения, Богоугождения. Как же это случилось?
В душе Гоголя, насколько мы можем судить по сохранившимся его письмам, а еще больше по рассказам о его устных беседах, всегда жила неудовлетворенность жизнью, ему хотелось лучшей жизни, а найти ее он не мог: «Бедному сыну пустыни снился сон...» Так начинается одна из его статей . И сам он, и все человечество представлялось ему в образе этого бедного сына пустыни. Это состояние человечества изображено в Псалтири. Там народ Божий, алча и жаждая, блуждал по пустыне, ища града обительного, и не находил. Так и все мы алчем и жаждем этого града обительного, и, ища его, тоже блуждаем в пустыне. Это состояние духа знакомо Лермонтову также. В одном из своих стихотворений он жаловался, что не может найти твердый утес, чтобы опереться на него ногой, и твердо знать, что ему любить и петь. Но Лермонтов так и не нашел града обительного, т.е. Царства Небесного – и кончил плохо. Иной была судьба Гоголя. Мы знаем из его жизнеописания, что он удостоился мирной христианской кончины. Как же он достиг этого? Был в Москве один дом, где собирался весь цвет, все сливки, так сказать, общества того времени, но не аристократического общества, а интеллигенции. Это был дом Погодина . Речи там велись чаще всего на тему о Богоугождении. В те времена интересы интеллигентного общества были несколько иные, чем теперь. Безбожников почти не было, были сомневающиеся, и много говорили о Боге и о Царстве Небесном. Случалось и Гоголю быть у Погодина. Со свойственной ему экзальтированностью Гоголь много говорил о своих исканиях, о том, что жить так, как он живет, невозможно, а как надо жить, он не знает.
– Читайте Евангелие.
– Читал, оно-то и сказало мне, что так жить нельзя, но как перестроить жизнь, как сделать ее святой – не знаю.
– Однако, было много людей, угодивших Богу; читайте Жития святых, особенно жития преподобных (преподобный это человек, исполнивший заповеди). Будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть (Мф. 5, 48). Преподобные очистили душу свою, и освятили ее так, что она по всем свойствам стала подобна Богу. Понятие о подобии предметов мы встречаем и в математике. Один треугольник маленький, другой – большой, но по свойствам своим этот маленький совсем похож или подобен большому, подобен, но не равен. И в природе мы часто наталкиваемся на случаи подобия предметов.
Люди, по свойствам души своей уподобившиеся Богу, называются преподобными. Раньше их жизнеописаниями интересовались, теперь эти книги основательно забыты, к великому нашему несчастью.
– Читал и жития, и вот на что наткнулся: много было святых, все они устремлялись к Богу, но шли к Нему разными путями. Представьте себе круг; в середине его, к центру, сходятся множество радиусов, идут они все к одной цели, но с разных сторон, сверху, внизу, справа, слева; центр – Христов, радиусы – люди, святые, идущие к Нему разными путями. Один спасался путем смирения, другой терпения, третий – рассуждения, и все этими разными путями пришли к Богу. И я хочу идти к Богу – но пути к Нему найти не могу и человека не имам (Ин. 5, 7). Гоголь здесь разумел Евангельское сказание о расслабленном при Силоамской купели. Вспомните это сказание. При купели лежит много больных, жаждущих исцеления. По временам сходит Ангел Господень и возмущает воду, и тот больной, который после этого первым погрузился в воду, получал исцеление. Лежит при купели расслабленный; долгие годы ждет он исцеления и не получает. Отчего? «Человека не имам» – не имеет человека, который бы его спустил в целительную воду. Так и лежит расслабленный, а Бог смотрит на него.
Под тем расслабленным можно разуметь все больное, расслабленное человечество, бедное, зараженное первородным грехом и ждущее себе исцеления. Томилось человечество, а Бог смотрел на него.
Конечно, Своею всемогущей силой Бог в одно мгновение мог переродить человечество, сделать его из грешного святым. Силен был это сделать Господь, но не допустила того Правда Божия. Нельзя было дать повод сатане упрекнуть Бога в несправедливости. Для спасения человечества нужен был человек же. Долгие годы люди ждали Этого Человека и томились, подобно расслабленному при Силоамской купели. И пришел Человек и искупил человечество, очистив его от первородного греха.
Ну, а теперь мы опять заблудились, опять ждем человека, который бы подвел нас к источникам воды живой. Так томился и Гоголь и высказал свое томление у Погодина.
– Теперь-то я понял, что вам надобно, – говорит хозяин, – человека вам надобно, так ли?
– Поняли? Только теперь поняли? Не можете ли вы помочь мне? Можете ли указать такого человека?
– Да! Такой человек есть.
– Где же искать его?
– Надо ехать в один монастырь... При этом слове Гоголь сразу нахохлился.
– В монастырь? Да, что можно услышать в монастыре? Бывал я в Италии у католических монахов, нет, не дали они мне удовлетворения.
– И все-таки я вам повторяю: съездите в этот монастырь.
– Ну, хорошо, в какой же?
– Он называется Оптина Пустынь и находится в Калужской губернии. Это не так далеко от Москвы. Вы человек холостой, семьи у вас нет (известно, что Гоголь не женился), и при выдаваемой вам по приказанию Государя пятитысячной пенсии эта поездка не будет вам не по силам. В Оптиной есть один Старец, иеросхимонах Макарий, вот с ним-то вы и поговорите. Это и есть тот человек, которого вы ищете.
– Макарий? Что-то я никогда этого имени не слышал.
– Вот то-то и грех, что вы не знаете этого человека. Мало ли лиц вы видели, мало ли представителей искусства и науки встречали, сколькими художественными произведениями любовались...
– Да, я был в Риме, был в Дрездене, по совету своих знакомых, и что за чудные минуты пережил, рассматривая произведения старинных мастеров... Стоял перед Мадонной Рафаэля, да мало ли еще пришлось видеть произведений искусства...
– Вот видите, многое пришлось вам видеть, а гения искусства из искусств, жизни по Богу, Старца о.Макария не знаете!
– Хорошо, послушаюсь вас, слышите? Поеду, положившись на вашу ученость и доверяя вашей искренности. И поехал. И прибыл в Оптину.
Позже, недавно, другой гениальный писатель, Толстой, тоже приезжал сюда, подходил к этой моей двери, и к дверям другого Старца Иосифа, и ушел. Отчего? Что помешало ему войти в эту или другую дверь? Не гордыня ли его? Что может сказать какой-то Старец – кому? Льву Толстому, перед которым преклонялся весь мир... О чем ему говорить с этими Старцами? Не мог он сломить своей гордыни и ушел. Конечно, это только предположение, но кто знает? Не близко ли оно к истине? Ушел – куда? В вечность, и какую? Страшно сказать! Ах! И все это произошло почти на моих глазах...
Иначе было с Гоголем. Есть предание, что Старец о.Макарий предчувствовал приход Гоголя. Говорят, он был в это время в своей келлии, и кто знает, не в этой ли самой? Т.к. пришел-то Гоголь прямо сюда. О.Макарий быстро ходил взад и вперед по келлии и говорил бывшему с ним иноку:
– Волнуется что-то сердце у меня. Точно что-то необыкновенное должно совершиться, точно ждет оно кого-то. В это время доложили, что пришел Николай Васильевич Гоголь.
В Евангелии рассказывается, что, когда к Иисусу Христу пришли эллины, Он возрадовался духом и произнес: прииде час, да прославится Сын Человеческий (Ин. 12, 23). Так, вероятно, и Старец Макарий предчувствовал великое прославление, но не себя, а гениального писателя Николая Васильевича Гоголя.
– Проси.
И Гоголь у Старца. Начинается беседа. Без свидетелей происходила она, никем не записана, но во время ее невидимо присутствовал Бог, и Божественная благодать преобразила душу Гоголя.
Как бы я желал, да и вы, я думаю, тоже не отказались бы послушать эту замечательную беседу великого Старца с великим писателем. Вероятно, она была весьма содержательна и представляла величайший интерес. Старец Макарий в высшей степени обладал даром властного слова, и речи его имели огромное влияние на душу слушателей. Выйдя от Старца, Гоголь говорил:
– Да, мне сказали правду, это единственный из всех известных мне людей, кто имеет власть и силу повести на источники воды живой (Откр. 7, 17). И Гоголь переродился. Он сам говорил: «Пошел я к Старцу одним, вышел другим».
Гоголь хотел изобразить русскую жизнь во всей ее разнообразной полноте. С этой целью он начал свою поэму «Мертвые души», и написал уже 1 часть. Мы знаем, в каком свете там отразилась русская жизнь: Плюшкины, Собакевичи, Ноздревы, Чичиковы, вся книга представляет собой душный и темный погреб пошлости и низменности интересов. Гоголь сам испугался того, что написал, но утешил себя тем, что это только накипь, только пена, снятая с воды житейского моря. Он надеялся, что во втором томе ему удастся нарисовать русского православного человека во всей его красоте, во всей чистоте. Как это сделать, Гоголь не знал. Около этого времени и произошло его знакомство с батюшкой о.Макарием.
С обновленной душой уехал Гоголь из Оптиной, но не оставил мысли написать второй том “Мертвых душ” и работал над ним. Но потом, чувствуя, что ему не по силам воплотить во всей полноте тот образ-идеал христианина, который жил в его душе, он разочаровался в своем произведении – вот причина сожжения второго тома “Мертвых душ”. Друзья его и современники не поняли, что произошло с ним. Такой великий ум, как Белинский, только обругал Гоголя! Белинский тоже плохо кончил, вряд ли он спасен, т.к. был неверующим, хотя умер не в таком полном разрыве с Церковью, как Толстой. А Гоголь умер истинным христианином. Есть предание, что незадолго перед смертью он говорил одному из своих близких друзей:
– Ах, как я много потерял, как ужасно много потерял.
– Чего? Что вы потеряли?
– Оттого, что не поступил в монахи. Ах, отчего батюшка о.Макарий не взял меня к себе в скит?
Неизвестно, заходил ли раньше у Гоголя с батюшкой о.Макарием разговор о монашестве, неизвестно, предлагал ли ему Старец поступить в монастырь; очень возможно, что о.Макарий и не звал его, видя, что он не снесет трудностей нашей скитской жизни.
Монашество... сколько раз у нас заходила речь о нем, а всегда я советую, если уж самим не вступать в монастырь, то, по крайней мере, читать описания жизни святых монахов и преподобных. Они нас могут многому научить.
Когда-то раньше я говорил вам о моем гимназическом товарище. Учился он прескверно. Как-то гляжу, запустил он свои ручонки в волосы и весь углубился в чтение. Со свойственным мальчикам любопытством я стал заглядывать, что он читает. Запись с одной стороны, с другой оглавления не видно. Наконец, спрашиваю:
– Что ты читаешь?
– А тебе что?
– Да интересно, редкое явление (а он никогда ничего не читал).
– Отходи!
Ну, пришлось отойти. Позже смотрю, кончил он читать, отложил книгу и задумался. Я подошел.
– Что ты читал, скажи теперь!
Он показал мне лист с заглавием. Гляжу – жизнеописания знаменитых ученых и художников.
– Интересно? – спрашиваю.
– Очень. И знаешь что? Я буду знаменитым ученым!
– Ну, брат, многого захотел. Ты вот лучше уроки алгебры поаккуратнее учил бы, а то у тебя все двойки, да единицы!
– Нет, это кончено! Буду ученым!
И что же? Начал хорошо учиться, кончил прекрасно, а потом, как я слышал, и был, если не великим, то одним из значительных наших ученых.
Вот какое действие может оказать прочитанная книга: прочел и переменился. Так и на нас чтение Житий святых может подействовать благополучно.
В Прологе рассказывается следующее: в пустыне жил один подвижник. К нему пришли представители языческой школы стоиков и стали спрашивать, что он делает в пустыне и в чем, по его мнению, заключается преимущество его жизни над жизнью людей из секты.
– Ты постишься постимся и мы, ты бодрствуешь – и мы не спим, ты – нищ и мы ничего не имеем; но мы занимаемся наукой, мы изыскиваем новые пути для человеческой мысли, а ты что делаешь? Какую ты приносишь пользу человечеству?
– Что я делаю? Ничего. Я охраняю свою душу от гибельных помыслов.
В Прологе не сказано, как отнеслись к этому ответу стоики, но Старец в этих словах выразил всю сущность монашеского «делания».
Охранять свою душу от помыслов – это трудное дело, значение которого даже непонятно людям мирским. Нередко говорят: да зачем охранять душу от помыслов? Ну, пришла мысль и ушла – что же бороться с нею? Очень они ошибаются. Мысль не просто приходит и уходит. Иная мысль может погубить душу человека, иной помысл заставляет человека вовсе повернуть на жизненном пути и пойти совсем в другом направлении.
Святые Отцы говорят, что есть помыслы от Бога, помыслы от себя, т.е. своего естества, и помыслы от бесов. Для того, чтобы различить, откуда приходят помыслы, внушаются ли они Богом или враждебной силой, или происходят от естества, требуется великая мудрость.
Часто, принимая людей не на этой половине, а там, у мужчин, живущих вообще больше умом, а не сердцем, (женщина живет больше сердцем, чувством), я слышу жалобы на то, что мы переживаем теперь трудные времена, что теперь дана полная свобода всяким еретическим и безбожным учениям, что Церковь со всех сторон подвергается нападкам врага и страшно за нее становится, что одолевают ее эти мутные волны неверия и ересей. Я всегда отвечаю:
– Не безпокойтесь! За Церковь не безпокойтесь. Она не погибнет, врата адова не одолеют Ей (Мф. 16, 18) до самого Страшного Суда. За нее не безпокойтесь, а вот за себя бояться надо.
И правда, наше время очень трудное. Отчего? Да оттого, что теперь особенно легко отпасть от Христа, а тогда – погибель. Те, кто последовали за Христом, преподобные Его, те и воцарятся с Ним.
Но мы знаем других преподобных, уподобившихся не Христу, а врагу Его – сатане; вероятно, и вы знаете этих преподобных, если не по произведениям их, то хотя бы по именам: все Ницше, Ренаны и прочие развратители нравственности, какая их участь? По всему уподобившись виновнику всякой мерзости, всякой нечистоты – диаволу, они, по смерти попадают в его власть, в силу русской пословицы: “Свой своему поневоле брат”.
Послужившие же Христу воцарятся с Ним. Он им тоже “Свой”. Теперь же особенно легко отпасть от Христа и подпасть под власть темной силы. Идешь по улице и видишь: в окне выставлена книга, трактующая, ну, хотя бы о Божественности Христа. Помысл говорит: зайди, купи книгу, прочти. Хорошо, если человек не поверил этому помыслу, если сообразил, что внушается ему эта мысль сатаной, что книга эта враждебна учению Св. Церкви. А другой, смотришь, зашел, купил книгу, прочел – да и повернул в другую сторону, отпал от Христа. Где начало его падения? В помысле лукавом. Да и Толстой, ни от помысла ли погиб? Ведь мог бы быть праведником. Известно, что иногда он спрашивал свою жену:
– А что бы ты, Сонечка, сказала, если бы я вдруг поступил в монастырь?
Неизвестно, что отвечала ему София Андреевна, да и Толстой говорил это, вероятно, полушутя. Помните, у Гоголя в “Старосветских помещиках” Афанасий Иванович любил пугать Пульхерию Ивановну, и говорил ей, что вот возьмет, соберется, да и пойдет с турками воевать. Пульхерия Ивановна отмахивалась от таких страшных слов мужа. Как относилась к речам Льва Николаевича София Андреевна, мы не знаем, но жизнь Льва Николаевича могла бы пойти совсем иначе, не послушайся он погибельного помысла. Явилась у него мысль, что Иисус Христос не Бог, и он поверил ей. Потом пришло в голову, что Евангелие написано неправильно, и этой мысли он поверил и перекроил по-своему Евангелие, отпал от Церкви, уходил все дальше и дальше от Бога, и кончил плохо. Приходил он как-то сюда, был у батюшки о.Амвросия, вероятно, пришел под видом жаждущего спасения. Но о.Амвросий хорошо понял его, а Толстой заговорил с ним о своем евангелии. Когда Толстой ушел от батюшки, тот сказал про него только: “Горд он!” – и поверьте, этим словом охарактеризовал он весь его душевный недуг.
Толстой вернулся в гостиницу, а там жил известный в то время писатель Леонтьев . Они были между собой знакомы, и Толстой стал рассказывать Леонтьеву о своем посещении скита. Тот, будучи человеком горячим, пришел в негодование и воскликнул:
– Как могли вы осмелиться, граф, говорить со старцем о вашем евангелии?
– А, так вы хотите донести на меня обер-прокурору? Ну, что же, доносите! Посмотрим, что из этого выйдет.
Вот как Толстой его понял и в чем заподозрил! А мало ли других случаев, когда с помысла начинается гибель человеческой жизни? Вот, например, молодой человек любит девушку и начинает размышлять: мне она по душе, да и она, кажется, любит меня. Она рассчитывает выйти за меня замуж. Что же мне, жениться? Но тогда она мне будет в тягость. Я получаю такое-то содержание. Теперь оно идет на меня одного, а тогда, после женитьбы, придется долиться с нею. Я лучше обману ее, возьму от нее все, а ее брошу, как выжатый лимон. И если он еще усомнится в своем помысле, тут какой-нибудь советчик найдется, который скажет, что понятия о нравственности условны, церковные заповеди не обязательны, что жизнь дана для наслаждения, и надо брать от нее все, что она может дать. Жизнь – борьба за существование. Надо жить для наслаждения и шагать через слабейших, не задумываясь приносить их в жертву для своего удовольствия. Вот и кончено. Удобная философия найдена, и человек безсовестно пользуется доверчивостью другого лица, не задумываясь о предстоящих жертве страданиях.
Английский философ Дарвин создал целую систему, по которой жизнь – борьба за существование, борьба сильных со слабыми, где побежденные обрекаются на гибель, а победители торжествуют. Это уже начало звериной философии, и веровавшие в нее люди не задумываются убить человека, оскорбить женщину, обокрасть близкого друга – и все это совершенно спокойно, с полным сознанием своего права на все эти преступления. И начало всего этого опять в помысле, которому поверили люди, в помысле, что нет ничего запретного, что Божественные заповеди не обязательны, а церковные постановления стеснительны.
Нельзя доверяться этим помыслам. Надо раз и навсегда подчиниться требованиям Церкви, как бы ни были они стеснительны, да вовсе они не так и трудны! Чего требует Церковь? Молись, когда надо – постись, это надо исполнять. Про Свои заповеди Господь говорит, что они не тяжки. Какие же это заповеди? “Блажени милостивии”... Ну, это мы еще, пожалуй, исполним. Умягчится наше сердце, и мы окажем милость, поможем бедным людям, “Блажени кротции” – вот тут стоит высокая стена – наша раздражительность, которая мешает нам быть кроткими , “Блажени есте, егда поносят вам...” тут уже в нашем самолюбии и гордости почти непреодолимая преграда к исполнению этой заповеди. Милость мы окажем, пожалуй, даже справимся со своей раздражительностью, но снести поношения, да еще добром заплатить за него – это уже вовсе невозможно нам. Это преграда, которая отделяет нас от Бога, и которую мы и перешагнуть не стараемся, а перешагнуть надо. Где искать силы для этого? В молитве.
Есть прекрасная книга , описывающая действие молитвы. Происхождение ее таково: в старом Афоне жил один Старец по имени Дисидерий. Когда там поднялись волнения, и жизнь русских иноков стала слишком тяжела, им грозили выселением с Афона. Тогда произошло совещание русских афонцев о том, что делать. Голоса разделились. Некоторые предлагали обратиться в Лондон к английской королеве с просьбой дать им земли в Австралии для устройства там новой обители. Но это предложение было отвергнуто, а остановились на другом – переселиться на Кавказ. Здесь император Александр II безплатно пожертвовал участок земли, где и был основан “Новый Афон”; в числе других иноков, переселившихся сюда, был и о.Дисидерий. Но скоро шум общежития стал его тяготить, и он удалился в горы Кавказа для безмолвия, удалился не самочинно, а с благословения Старцев. Здесь он проводил поистине равноангельскую жизнь. Чем он питался, трудно сказать; был, кажется, у него огород, значит овощи и вода служили ему пищей и питьем. Здесь познал он истинное счастье, которое состоит в общении души с Богом, и которого напрасно ищут люди, гоняясь за скоропреходящими радостями мира.
О.Дисидерий имел одного ученика , с которым вел беседы о внутреннем делании, т.е. об Иисусовой молитве. Когда о.Дисидерий умер, ученик похоронил его святое тело. Беседы эти он постепенно записывал; когда к нему пришел третий афонец, о.Венедикт, то нашел эти беседы в рукописях, ему пришло в голову их издать, и с этим предложением он приезжал к нам в скит.
Не имея средств, достаточных для этого предприятия, я направил его к Великой Княгине Елизавете Федоровне , которая доставила ему возможность издать эту прекрасную книгу. Несколько экземпляров есть у меня, и я могу дать кое-кому. Книгу надо прочитать несколько раз, чтобы вполне воспринять всю глубину ее содержания. Она должна доставить громадное наслаждение людям, имеющим склонность к созерцательной жизни.
Дай Бог, чтобы чтение это принесло вам не только высокое духовное наслаждение, но также помощь в деле спасения своей души.
Аминь.

назад